Вручение героя труда шаймиеву. Шаймиев минтимер шарипович. Минтимер Шаймиев сейчас

В 1936–1938 годах американские писатели, участники так называемого Федерального писательского проекта, по заказу правительства записали интервью с бывшими рабами, которым к тому времени было больше 80 лет. Эти разговоры выложены на сайте Библиотеки Конгресса США. Arzamas публикует отрывки

Джордж Янг, Ливингстон, штат Алабама, 91 год

«Они ничему нас не учили и нам самим не давали учиться. Если увидят, что мы учимся читать и писать, нам отрубали руку. В церковь тоже ходить не дава­ли. Иногда мы убегали и молились вместе в старом доме с земляным полом. Там [мы] радовались и кричали, и [нас] никто не слышал, потому что земляной пол заглушал, а один человек стоял в дверях. Некоторые засовывали голову в ведро и так молились, а кто-нибудь следил, чтоб надсмотрщик не увидел. Если что-то узнавали, нас били.

Нам нельзя было ни к кому ходить в гости, и я видел, как Джима Доусона, отца Айверсона Доусона, привязали к четырем колам. Его положили на живот и вытянули руки в стороны, и одну руку привязали к одному колу, а вторую - к другому. Ноги тоже вытянули в стороны и привязали к колам. И потом стали бить доской - такой, как на крышу кладут. Черномазые потом пришли туда ночью и на простыне отнесли его домой, но он не помер. Его обвинили в том, что он ночью ходил на соседнюю плантацию. В девять часов мы все должны были быть по домам. Приходил старший и кричал: „Отбой! Отбой! Все по до­мам, и двери на замок!“ А если кто не шел, его били».

Милли Иванс, штат Арканзас, 82 года

«У нас были лучшие хозяин и хозяйка в мире, они были христианами и нас учили жить по-христиански. Каждое воскресное утро хозяин звал всех нас, негров, в дом и пел, возносил молитвы и читал нам Библию. Хозяин учил нас не быть плохими; он учил нас быть хорошими; говорил нам никогда не во­ро­вать, и не врать, и не делать ничего плохого. Он говорил: „Что посеете, то и по­ж­нете, посеете единожды, а пожнете вдвое“. Я это запомнила с детства и ни­ко­­гда не забывала».

Том Макалпин, Бирмингем, штат Алабама, старше 90 лет

«Нет, сэр, меня не пороли, разве один раз. Это случилось, когда хозяин сказал мне, чтобы свиньи больше в кукурузу не заходили, а если зайдут, я получу как следует. Ну и вот, босс, был один старый кабан, которого у меня никак не полу­чалось отвадить, и я тогда взял иголку и зашил ему глаза. Я, конечно, был ма­ле­нький черномазый хулиган и не понимал, что делаю, и зашил этому кабану веки, чтобы он ничего не видел. Это помогло, но когда хозяин узнал, он меня выпорол так, что я до сих пор помню. Босс, это был единственный урок, который мне был нужен за всю мою жизнь. Он мне помог».

Айзем Морган, Мобил, штат Алабама, 84 года

«Мы, негры, жили очень даже неплохо. Еды было полно. Нам надо было просто попросить, и хозяин всё делал. Больше всего мы любили опоссума с картош­кой. Мы охотились по ночам с большим мешком и сворой гончих, они быстро загоняли опоссума на дерево, потом стояли вокруг и лаяли. Если дерево было небольшое, мы его стрясали, а если большое, один из негров залезал наверх и ловил старого мистера опоссума.

Вообще, было очень весело выслеживать опоссума или енота. Енота интересней всего, но он не такой вкусный, как опоссум. Я один раз видел, как загнанный енот откусил собаке кончик носа.

Хозяин никогда нас не бил; он просто говорил, что делать, а если мы этого не делали, он звал нас к себе и говорил на свой особый манер: „Негр! Сколько раз тебе повторять, чтобы ты делал, как тебе говорят?“ Вот и всё, что он гово­рил, - и уж поверьте, миссис, он умел так на тебя посмотреть, что ты аж под­прыгивал. Когда он покупал нового раба, а тот не привык делать, что ему говорят, хозяин быстро с ним справлялся».

Тетя Найси Пью, Мобил, штат Алабама, 85 лет

«Была белая женщина, которую убил негр: она его побила за то, что он натра­вил собаку на хорошую дойную корову. Никогда не видела такого подлого негра. Никогда не забуду то, что с ним сделали белые после того, как его суди­ли. Его привязали к лошади и проволокли по всему городу, потом заставили идти босиком по острым камням, ноги были все в крови, как будто их порезали ножом. Воды ему в тот день не давали и держали на палящем солнце, пока готовились его повесить. Когда всё было готово, его поставили на помост, раздели и стали швырять в него камни; сыпали в глаза гравий и сломали ребра огромными булыжниками. Потом затянули вокруг шеи веревку и вздернули так, что у него глаза вылезли из орбит. Я понимала, что смерть была для него избавлением.

Но так-то, белые господа, жизнь у негров тогда была счастливой. Мне иногда хочется туда вернуться. Как сейчас вижу тот ледник с маслом, молоком и слив­ками. Как журчит по камням ручей, а над ним ивы. Слышу, как во дворе гого­чут индюки, как бегают и купаются в пыли куры. Вижу заводь рядом с нашим домом и коров, пришедших напиться и остудить ноги в мелкой воде.

Я родилась в рабстве, но никогда не была рабыней. Я работала на хороших людей. Разве это называется рабством, белые господа?»

Фрэнк Смит, штат Алабама, около 90 лет

«Когда началась Великая война, хозяйка взяла своих детей и меня, и мы переб­рались в какое-то место, там еще был суд, они называли его „Калпепер“ 

Или как-то так. Мы жили рядом с большой гостиницей, где останавливался генерал Ли и его солдаты, и у них была самая роскошная форма из всех, что я видел. Они были настоящими джентльменами, и хозяйка разрешала мне им прислу­живать, когда я не нужен был в доме. Я чистил сапоги генералу Ли, и он всегда давал мне монету и говорил: „Вот теперь красота“. Он держался прямо и с до­сто­инством, говорил мало и всё ходил взад-вперед по галерее, а ординарцы приносили ему телеграммы из Булл-Рана, где наши сражались с янки 

Когда война подобралась к нам близко, мы поехали в Линчбург, но хозяйка сильно нервничала из-за войны, так что, когда я сломал ее столовый нож c руч­кой из слоновой кости и забыл ей сказать, она дала мне такую пощечину, что го­лова чуть не оторвалась, и продала меня. Мой новый хозяин был не такой, как старые хозяева, так что я сбежал и вступил в армию янки. Мы прошли с ге­не­­ралом Шерманом до самой Атланты, потом они повернули обратно и про­шли до самой Чаттануги и дальше, пока не дошли до Нэшвилла 

Форму мне дали, а оружие - нет: я дрался сковородкой».

Степни Андервуд, штат Алабама, 85 лет

«Они были хорошие люди, эти Андервуды. Помню, они считали меня смеш­ным, похожим на обезьянку. Хозяин надо мной хохотал до упаду, а когда были гости, они всегда говорили: „Где Степни? Мы хотим, чтобы он нам станцевал“. Я такие коленца для них выделывал!

Однажды я закончил свои дела, тихонько вышел и пошел на другую планта­цию, чтобы увидеться с мамой. И вот на полпути, в лесу, я столкнулся с двумя патрульными 

Они остановили меня и говорят:

Эй, негр, ты чей?

Мастера Джима Джонстона 

Говорю.

А что же ты тут тогда делаешь? - спрашивают они, а сами подбираются поближе, чтобы меня схватить.

Я решил больше не тратить времени на разговоры с ними, потому что пони­мал, что сейчас меня будут бить. Я побежал что есть мочи по лесу, как спугну­тый кролик, а патрульные - за мной. Я знал, что эти два дядьки точно меня не догонят, но и что дома меня ждет порка.

Впрочем, домой я в ту ночь не пошел. Я остался в лесу и развел небольшой костер. Прилег под платаном, чтобы собраться с духом и пойти домой. Я слы­шал, как где-то далеко в лесу рычали пумы и выли дикие кошки, и мне очень хотелось к маме. Скоро я заснул прямо там, на мху. Утром проснулся ужасно голодным и, когда солнце перевалило за холм, услышал, как кто-то проди­рается через кусты. Это был хозяин, надсмотрщик и еще какие-то люди. Я побежал им навстречу и закричал изо всех сил:

Мастер Джим, я тут!

Он подошел с очень нахмуренным лицом, а у надсмотрщика в руках была плетка.

Ах ты кучерявый негритянский чертенок, - сказал хозяин. - Я покажу тебе, как убегать из дома. Пойдем домой, я накормлю тебя завтраком и дам прилич­ную одежду. Ко мне сегодня приедут гости, а ты тут в лесу, вместо того чтобы танцевать.

И тут хозяин улыбнулся, как будто я ничего плохого не сделал.

Наверное, ты хочешь к маме, бедный негритенок. Что ж, придется купить ее. Ах ты чертенок! А ну пошли домой».

Принятый в 1705 году "Кодекс рабов Вирджинии" гласил: "Все рабы из числа негров, мулатов и индейцев в доминионе... считаются недвижимым имуществом. Если раб сопротивляется своему хозяину... применяющему к таковому рабу исправительные меры, и если в ходе исправления раб оказывается убитым... хозяин освобождается от всякого наказания... как будто ничего подобного не случилось вовсе."
Этот кодекс также запрещал рабам покидать плантации без письменного разрешения. Он санкционировал порки, клеймение и нанесение увечий в качестве наказания даже за незначительные прегрешения.
Некоторые кодексы запрещали обучать рабов грамоте. В Джорджии это преступление каралось штрафом и/или поркой, если провинившийся был "рабом-негром или цветным свободным человеком".
Хотя участь американских рабов была тяжелой, материальные условия, в которых они трудились, во многом были сопоставимы с теми, что испытывали в те же времена многие европейские рабочие и крестьяне. Но существовала и разница. Рабы были лишены свободы.

Первые негры были привезены в Америку в качестве законтрактованных (indentured) работников, но очень скоро система контрактации была официально заменена более выгодной системой рабства. В 1641 г. в Массачусетсе срок службы рабов был превращен в пожизненный, а закон 1661 г. в Виргинии сделал рабство матери наследственным для детей.
Аналогичные законы, закреплявшие рабство, были приняты в Мэриленде (1663), в Нью-Йорке (1665), в Южной (1682) и Северной Каролине (1715) и т. д. Так негры стали рабами.
До конца XVII в. торговля рабами в английских колониях в Америке была монополией Королевской африканской компании, но в 1698 г. эта монополия была ликвидирована, и колонии получили право самостоятельно заниматься работорговлей.
Торговля рабами приняла еще более широкие размеры после 1713 г., когда Англия добилась права асиенто - исключительного права торговли неграми-рабами. Негров ловили, покупали, на них обменивали товары, их грузили в зловонные трюмы кораблей и везли в Америку.

Рабы массами гибли в бараках факторий и во время перевозок. Но хотя на одного оставшегося в живых негра часто приходилось пять погибших в дороге - задохнувшихся от недостатка воздуха, умерших от болезни, сошедших с ума или просто бросившихся в море, предпочтя смерть рабству, - торговцы рабами получали баснословные барыши: спрос на негров был так велик, а рабы были так дешевы и так быстро окупали себя.
Негры были настолько дешевы, что плантаторам было выгоднее за короткий срок замучить раба на непосильной работе, чем эксплуатировать его дольше, но осмотрительнее. Средняя продолжительность жизни раба на плантациях в некоторых районах Юга не превышала шести-семи лет.
Несмотря на запрещение ввоза рабов в 1808 г., работорговля не прекратилась. Она просуществовала в скрытой форме вплоть до официального освобождения негров во время гражданской войны 1861-1865 гг. Негров ввозили теперь контрабандой, что еще больше увеличивало смертность при перевозке.
Подсчитано, что с 1808 по 1860 г. в Соединенные Штаты было доставлено контрабандой около полумиллиона рабов. Предметом торговли стали, кроме того, негры, специально выращиваемые на продажу в некоторых рабовладельческих штатах Юга (особенно в Южной Каролине и Виргинии).

Негры были сделаны рабами, но они никогда не были рабами покорными. Нередко негры поднимали восстания еще на кораблях. Об этом свидетельствует особый вид страхования кораблевладельцев для покрытия убытков специально на случай восстания рабов на корабле.
Но и на плантациях, где жили негры привезенные из разных частей Африки, представители различных племен, говорившие на разных языках, рабы сумели преодолеть межплеменную рознь и объединиться в борьбе против своего общего врага - плантаторов. Так, уже в 1663 и 1687 гг. были раскрыты крупные заговоры негров в Виргинии, а в 1712 г. гарнизону Нью-Йорка с большим трудом удалось предотвратить захват города восставшими рабами - неграми.
За период с 1663 по 1863 г., когда рабство негров было отменено, зафиксировано свыше 250 негритянских восстаний и заговоров, в том числе такие крупные, как восстания под руководством Като (1739) в Стоно (Южная Каролина), Габриэля, иногда называемого по имени хозяина Габриэлем Проссером (1800), в Хенрико (Виргиния), Денмарка Вези (1822) в Чарлстоне (Южная Каролина) и Ната Тёрнера (1831) в Саутгемптоне (Виргиния).
Восстания негров жестоко подавлялись. Но даже эти разрозненные вспышки отчаяния угнетенных рабов заставляли плантаторов трепетать от страха. Почти каждая плантация имела свой склад оружия, группы плантаторов содержали охранные отряды, рыскавшие ночью по дорогам. "Вся общественная система в южных штатах, - замечает Ф. Фонер, - держалась на прямом подавлении негров силой оружия".

Негритянские рабы выражали свой протест и в других формах, как, например, порча орудий труда, убийство надсмотрщиков и хозяев, самоубийство, побеги и т. д. Бегство требовало от негра большой смелости и мужества, - ведь если беглого раба ловили, ему отрубали уши, а иногда, если он оказывал вооруженное сопротивление, и руки, или клеймили его раскаленным железом.
Особенно массовыми стали побеги рабов с плантаций во время революции 1774-1783 гг. Негры сыграли важную роль в борьбе американских колоний против английского владычества.
Джордж Вашингтон, долгое время не решавшийся вербовать негров в солдаты, в 1776 г. был вынужден прибегнуть к этой мере ввиду наступления англичан и общего тяжелого положения в стране. По некоторым подсчетам, в армии Вашингтона было не менее 5 тыс. негров.

Изобретение хлопкоочистительной машины (джина), во много раз ускорившей очистку хлопка, вызвало подъем хлопководства и значительно увеличило спрос на рабов, а начало промышленного переворота в Европе, а затем и в Соединенных Штатах, еще более усилило спрос и на хлопок, и на рабов.
Цена на раба с 300 долларов в 1795 г. возросла до 900 долларов в 1849 г. и до 1500-2000 долларов накануне гражданской войны. Резко усилилась интенсификация рабского труда и эксплуатация рабов.
Всё это привело к новому обострению и к новому подъему освободительного движения негров. Волна восстаний негров, охватившая в первой половине 19 в. весь юг США, была связана, кроме того, с революционным движением негров в Вест-Индии в конце 18-го и в начале 19-го в.

К середине XIX в. рабство изжило себя. Изобретение прядильных машин, введение различных технических усовершенствований повысили производительность труда в промышленности и резко увеличили потребность в хлопке. Труд рабов, даже при условии жесточайшей его эксплуатации, оставался малопроизводительным, продуктивность его не соответствовала новым требованиям промышленности.
Однако плантаторы не собирались добровольно отказаться от власти. В 1820 г., в результате Миссурийского компромисса, они добились установления границы рабства по 36°30" северной широты. В 1850 г. под нажимом плантаторов Конгресс принял новый закон о беглых рабах, гораздо более суровый, чем закон 1793 г.

Предгрозовой вспышкой гражданской войны в Соединенных Штатах была гражданская война в Канзасе, за которой последовало восстание Джона Брауна (1859). Браун (1800-1859), белый фермер из Ричмонда (Огайо), видный аболиционист и деятель "тайной дороги", задумал совершить поход в Виргинию, поднять всеобщее восстание рабов и образовать в горах Мэриленда и Виргинии свободный штат как базу для борьбы за освобождение всех рабов.
В ночь на 16 октября 1859 г. Браун с небольшим отрядом в 22 человека (из них пять негров) двинулся на г. Харперс- Ферри и захватил арсенал. Однако поход Джона Брауна оказался недостаточно подготовленным. Оставшись без поддержки, отряд Брауна был окружен и после ожесточенного сражения разгромлен.
Тяжелораненный Джон Браун был захвачен в плен, обвинен в государственной измене и подстрекательстве рабов к мятежу и приговорен к повешению. В своей последней речи на суде Браун отверг все предъявленные ему обвинения и признал себя виновным только в одном - в намерении освободить рабов.
Казнь Джона Брауна вызвала взрыв возмущения во всем мире, и приблизила кризис, который разразился в 1861 г. Первый удар нанесли плантаторы: в 1860 г., после избрания президентом А. Линкольна, представителя Севера, они объявили о выходе ряда южных штатов из состава Союза, а в начале 1861 г. атаковали войска северян у форта Самтер. Так началась гражданская война Севера и Юга.

После победы северян и освобождения негров важнейшим вопросом стал вопрос о перестройке всей политической и экономической жизни на Юге, вопрос о реконструкции Юга. В марте 1865 г. было учреждено Бюро по делам беженцев, освобожденных негров и покинутых земель.
Однако негры были освобождены без выкупа, но и без земли, без средств к существованию. Крупное плантационное землевладение не было уничтожено, политическая власть рабовладельцев была лишь на некоторое время поколеблена, но не сломлена.
И хотя негры сами с оружием в руках принимали участие в борьбе за свое освобождение, хотя свыше 200 тыс. негров сражалось в армии северян и 37 тыс. из них пали в этой войне, - негры не получили ни настоящей свободы, ни, тем более, равноправия.
Освободившись от рабства у плантаторов, они попали в кабалу к тем же плантаторам и были вынуждены на кабальных условиях работать у своих прежних хозяев наемными рабочими или арендаторами. "Рабство отменено, да здравствует рабство!", - так определил положение один из реакционных деятелей той эпохи.

После убийства Линкольна 14 апреля 1865 г. и прихода к власти Э. Джонсона, проводившего политику уступок по отношению к плантаторам, реакция в южных штатах вновь подняла голову. В 1865-1866 г. в различных штатах Юга были введены так называемые "черные кодексы" (Black codes), по существу восстанавливавшие рабство негров.
Согласно закону о подмастерьях (Apprentice law), все негры - подростки до 18 лет, не имеющие родителей, или дети бедных родителей (poor minors), отдавались в услужение белым, которые могли их насильно удерживать в услужении, возвращать в случае побега по суду и подвергать телесным наказаниям.
Негры допускались только к самым тяжелым и грязным работам. Во многих штатах существовали законы о бродяжничестве (Vagrant laws), по которым негры, не занятые на постоянной работе, объявлялись бродягами, заключались в тюрьму и отправлялись в каторжные бригады или насильственно возвращались на работу к прежним плантаторам.
Законы о бродяжничестве применялись крайне широко, и им всегда давалось толкование, угодное плантаторам. В южных штатах процветала система кабального пеонажа, использования труда арестантов, которые часто приковывались к одной цепи и должны были выполнять работы по прокладке дорог или другие тяжелые работы, проводившиеся в том или ином штате.

В 1867-1868 гг. конгресс утвердил законы о реконструкции Юга, в соответствии с которыми южные штаты разделялись на пять военных округов и там вводилась военная диктатура, осуществляемая войсками северян. Штаты избирали свои временные органы власти на основе всеобщего избирательного права (включая негров), причем конфедераты, бывшие активные участники мятежа, лишались права голоса.
Негры оказались избранными в законодательные учреждения ряда штатов. Так, Г. Эптекер указывает, что в штате Миссисипи после выборов 1870 г. в палате представителей было 30 негров, а в сенате - пять.
Но основная задача революции - перераспределение земли, уничтожение плантационного хозяйства, а тем самым и политической и экономической мощи и засилия рабовладельцев, - решена не была. Это дало возможность реакции в южных штатах собрать силы и перейти в наступление.
Начали создаваться многочисленные террористические группы, совершавшие убийства, избиения и другие акты насилия против негров и их белых союзников и разжигавшие расовую ненависть.

Добившись осуществления своих целей и боясь дальнейшего углубления революции, буржуазия Севера пошла на сделку с рабовладельцами для организации единого фронта против рабочего и фермерского движения и национально-освободительной борьбы негритянского народа.
К 80-м годам XIX в. оформился сговор между крупными капиталистами Севера и плантаторами Юга, который носит в истории название компромисса, или предательства, Хейса - Тильдена (1877).
Хейс - кандидат в президенты от республиканской партии, партии северной буржуазии, получил поддержку плантаторов и был избран президентом после того, как обещал вывести с Юга войска северян. Этим компромиссом закончился период реконструкции.

Большинство негров в качестве издольщиков продолжало работать на хлопковых полях и на фермах, часто принадлежавших прежним хозяевам или их детям. Система издольщины, сложившаяся в южных штатах после гражданской войны, полностью отдавала арендатора на милость землевладельца.
У издольщика не было никакой собственности, ни земли, ни средств производства, ни скота, ни денег, ничего, кроме рабочих рук. Издольщики жили в глубокой нищете, платя плантатору за право пользоваться землей половину, а иногда и две трети урожая.

Груз - «черное дерево»

Десяток ружей с боеприпасами, пачка табака и бутылка рома. . Тучному, с кольцами на руках, в ушах и в носу вождю, пыхтящему длинной трубкой, такое вознаграждение за 150 молодых, сильных гвинейцев казалось слишком малым. Он требовал добавки.

Голландец,- капитан шхуны, бросившей на рейде якорь, вытащил в конце концов из кармана дешевые часы. Его торговый партнер долго смотрел на них, не зная, что с ними делать. Однако металлический блеск и тиканье внутри привели его в восторг. Сделка состоялась.

Но не весь груз «черного дерева» дошел до Южных штатов. Закованные в цепи гвинейцы нарушили расчеты работорговцев. Они взбунтовались против своих мучителей. Правда, им не удалось взять верх на палубе, но они забаррикадировались в трюме. Их попытались «выкурить». Тщетно. С тяжелым сердцем - как-никак, это был его бизнес - капитан, "под нажимом своего дрожащего от страха экипажа, решился открыть стрельбу в люки из судовой пушки. . .

Этот инцидент, с потрясающей силой описанный в рассказе Мериме «Таманго», в эпоху торговли черными невольниками вовсе не казался чем-то из ряда вон выходящим. Однако в большинстве случаев беспощадные методы обращения с живым товаром себя оправдывали, и невольничьи транспорты благополучно достигали своей цели. Миллионы африканцев были принудительно перевезены в Америку и эксплуатировались там самым безжалостным образом. Эта самая постыдная глава в истории капиталистических морских держав, начавшаяся еще в первой половине XVI в. в африканских колониях Португалии, завершилась лишь в XIX в.

Черные рабы в течение столетий были самым выгодным товаром. В любое время года шли невольничьи суда маршрутом «мидл пасидж» - от Западной Африки к Центральной Америке. Торговля невольниками, с каждым годом все более рискованная, отразилась даже на судостроении: чтобы уходить от преследования работорговцам понадобились самые быстроходные суда. Стройность и легкость конструкции этих; судов покупалась ценой сокращения объема трюмов, поэтому условия транспортировки становились для несчастных африканцев все более невыносимыми. В качестве помещения для живого груза капитаны использовали даже тесные междупалубные пространства, где пленники могли только лежать. Укладывали их настолько плотно друг к другу, что на площади 30x10 м2 иногда находилось более 300 человек. Понятно, что смертность при таких условиях была колоссальной, тем более, что «черный товар» еще до погрузки на суда был измотан долгой дорогой из внутренних районов Африки к западному побережью.

И еще один, ставший достоянием гласности случай демонстрирует беззастенчивость торговцев людьми. Когда один капитан узнал во время плавания, что среди рабов вспыхнула болезнь, он приказал выбросить в море 132 африканца. Аргументируя свой поступок тем, что он спас таким способом остальной «груз», капитан получил за потерянный «товар» страховую премию, которая не полагалась бы ему, если бы люди просто умерли от болезни.

Несмотря на значительные потери, торговцы все равно срывали огромный куш; каждый из оставшихся в живых приносил прибыль в 4000 долларов. Торговля живым товаром, которая в подобной форме практиковалась несколько столетий, была весьма доходным источником «первоначального накопления» капитала. Правящие классы не находили в этом бизнесе ничего зазорного. Отдельные особенно жестокие и бессовестные работорговцы, которым удалось быстро сколотить богатство, пользовались даже благосклонностью британской короны. На этих джентльменов смотрели как на способных предпринимателей, которые вместо добычи сырья или ведения фабричного производства занимались добычей рабочих рук.

В 1713 г, на основании Утрехтского мирного договора Англия получила исключительное право на торговлю рабами с испанскими владениями в Южной Америке и Вест-Индии. Колоссальные состояния семей, и по сей день составляющих правящую верхушку Англии и Франции, были сколочены в те времена на торговле людьми. Монопольное право на поставку рабов в собственные колонии и заокеанские владения Испании привело к тому, что в английских гаванях образовались целые невольничьи флоты В течение первой половины XV1II! в. один только Бристоль снарядил для перевозки невольников от 80 до 90 судов. С середины века главным центром бизнеса на «черном дереве» стал Ливерпуль. К концу столетия невольничий флот Ливерпуля вырос дб 150 судов. Первый миллионер этого города, банкир и мэр Томас Лейленд, заработал на каждом невольнике в среднем по 43 английских фунта.

Однако к этому времени традиционный рабский труд начал уже себя изживать. Под давлением революционного и национально-освободительного движения буржуазные колониальные державы отменили к началу XIX в. рабство в Европе. Вскоре они оказались вынужденными распространить формально этот запрет и на свои колонии. В США некоторые штаты также запретили всякое рабство, а в соответствии с одним из федеральных законов 1808 г. работорговля с Африкой каралась даже тяжелым наказанием.

Однако в 1793 г. была изобретена хлопкоочистительная машина. За короткий срок в Южных штатах в бешеном темпе выросли огромные хлопковые плантации. Рабский труд снова стал выгодным. Спрос на рабов сразу сильно возрос и работорговцы опять начали получать колоссальные барыши. Свой «товар» они доставляли через Атлантику, сначала в Вест-Индию, а уже оттуда-в штаты, где еще сохранялось рабство.

Если в Соединенных Штатах общественность, казалось, смирилась с подобным положением, то такие великие морские державы, как Англия и Франция, под давлением общественного мнения, а также и из конкурентных соображений, попытались с помощью своих флотов воспрепятствовать торговле «черным деревом». В 1830 г. Англия объявила работорговлю вне закона, а в 1845 г. Джон Буль постановил считать продажу рабов за море пиратством.

Это, конечно, осложнило торговлю невольниками, но уничтожить ее не смогло, ибо потребность в «живом шоколаде» (циничное жаргонное название рабов-негров) была высокой, а цены на него, из-за большого риска - еще выше. В эти времена была сложена «невольничья шанти»:

О, был ли ты, парень, на Конго-реке,

Блоу, бойз, блоу! Где жмет лихорадка людей в кулаке?

Блоу, бойз, блоу! Там янки распарывал штевнем волную

Блоу, бойз, блоу, И мачты его упирались в луну,

Блоу, бойз, блоу! Был Джозеф святой капитаном на нем,

Блоу, бойз, блоу, Все негры его почитали отцом,

Блоу, бойз, блоу! Сто «черных овечек» попались ему,

Блоу, бойз, блоу. Портов сторонился он, словно в чуму,

Блоу, бойз, блоу!

После того, как англичане расставили на «мидл пасидж» свои сторожевые корабли и без долгих слов начали расправляться с капитанами невольничьих судов, янки пустили в игру последний козырь - балтиморские клиперы с гоночными лиселями, которые специально для этой цели, собственно, и были сконструированы.

Однако воспользоваться лучшими мореходными качествами этих клиперов удавалось не всегда, особенно если внезапно наступал штиль. Тогда начинали говорить пушки. Невольничьи суда были великолепно вооружены. Казалось, что снова возродились времена карибского пиратства. С той, однако, разницей, что на сей раз атакующий выступал в роли охранителя порядка.

Обе стороны несли большие потери в людях. Но истинными жертвами оказывались невольники, ибо их жизнь находилась теперь под еще большей угрозой. Спасти их могло только одно - если белые перебьют друг друга в абордажных схватках или в драках, возникавших порой среди трофейных команд после захвата судна. Нередко погоня приводила к преждевременной смерти всего судового «груза»: застигнутые с поличным работорговцы предпочитали лучше выбросить рабов вместе с цепями с непросматриваемой стороны судна за борт, чем угодить самим на пожизненную каторгу.

В такой обстановке перевозка невольников оправдывала себя лишь в том случае, если можно было увеличить численность перевозимых рабов. А это означало, что в стройные корпуса клиперов заталкивали еще большее число несчастных, чем раньше. С купаньем и прогулками по палубе было покончено, равно как и с танцами и песнями. В твиндек невольничьего судна длиной 28 м и шириной 7,6 м втискивали до 650 рабов. И это на рейс в 6000 км при скорости 5-6 узлов и температуре 30°С в тени! Страдания загнанных в эту душегубку людей трудно себе представить. Более половины их не доживали до конца рейса.

Торговля невольниками стала на «мидл пасидж» нерентабельной лишь после того, как в распоряжении сторожевой службы оказалось несколько самых быстроходных клиперов, захваченных в качестве приза. Многих капитанов невольничьих судов сослали на каторгу, а кое-кого даже повесили. Оставшиеся суда превратили в «кули-транспорты», на которых доставляли дешевую индийскую и китайскую рабочую силу на тропические сахарные и хлопковые плантации, То, что многие из этих кули попадали туда далеко не по своей воле, следует хотя бы из того, что именно в те времена возникло слово вашанхаить, что означало - принудительно доставить человека на борт.